Мое дело – смотреть.

И говорить, если я вижу что-то не то… да, быть может, позже меня допустят к пациентам, курсе этак на третьем, когда я окончательно смирюсь с тем, что обладаю даром. А пока…

Беременная женщина, которая, смущаясь и розовея, шепчет, что с ним не все в порядке… она понимает, что беременные часто тревожатся по пустякам, но она не такая… и, быть может, стоит посмотреть…

Я смотрю.

Это странно и, честно говоря, жутковато. Жизнь в жизни, соединенные пуповиной, сплетенные живительными потоками силы…

Он будет магом, ее сын, причем немалой силы. Вот только и маги не застрахованы от болезней. Ее опасения небеспочвенны, но говорю это не ей, а мастеру. И та кивает.

Женщина остается в госпитале.

Не сомневаюсь, что Варнелия ей поможет, а что нам не позволено присутствовать при операции – прочие недовольны, – это логично. Я вряд ли что-то пойму, а остальные…

Плевать.

Главное, чтобы обошлось…

Из госпиталя я возвращаюсь к обеду. Пара часов работы, но выматывают изрядно. Порой я настолько устаю, что едва доползаю до столовой. Ем… надо есть, и ем… часто – не ощущая вкуса еды, бывает, даже не слишком понимая, что именно ем.

Мастер Витгольц, который непостижимым образом вытеснил всех прочих – полагаю, не слишком они и сопротивлялись, – привычно хмур.

– Это ненормально, – он не выдержал недели через две, когда я просто-напросто уснула во время занятия. И ладно бы медитация, там сам бог велел отдыхать, но мы проходили основные принципы построения классических конструкций. Не сказать, чтобы сложно, и довольно-таки интересно, и я слушала… определенно слушала, вникала, а потом вдруг очнулась на полу. А мастер сидел на корточках и разглядывал меня… как студент лягушку, прикидывая, с чего препарацию начать.

– Простите.

– Как самочувствие? – он наклонился и сдавил ладонями мою голову. – Смотри-ка на лампу…

– Глаза слезятся.

Лампа была яркой и желтой, самое оно для мотыльков. И мошкары. Той разноцветной, которая вьется перед глазами… и так вьется, и этак… целые водовороты… а еще мастер со своими…

– Дыши глубже… ровнее… вот так… давно это с тобой?

– Что? Бессонница?

– Устаешь давно?

– Давно, – мне хочется с ним соглашаться. И вообще мастер – чудеснейший человек. Со мною вот возится… у него наверняка своих дел множество, а он возится… и в госпиталь пристроил…

– Варнелии говорила?

– Нет.

Ощущения какие-то – розово-зефирные, что ли? А я так давно зефира не ела… я его люблю, и очень. Халву так себе, а вот зефир… пушистый и мягкий, как мамин плед, тот, который в прошлом году на мусорку вынесла. Я его берегла, как умела, даже мамаше не давала, когда она… а она все равно нашла и подожгла. Как же, воспоминания… у всех воспоминания, только под пледом этим я засыпала нормально, а…

– Как ты не заметила? – мастер сердится.

Зря.

Злость, она не то чтобы вовсе не правильна, скорее уж нерациональна. Да и вовсе эмоции – это лишнее… я точно знаю.

– Я к ней не слишком-то и приглядывалась… ты же не в качестве пациента ее привел.

А мастер Варнелия чувствует себя виноватой. Самую малость. Но это тоже глупо.

Я бы сказала, но лень…

– Ничего, пару дней отлежаться, и ограничивающие браслеты поносит, пока каналы окончательно не стабилизируются. Повезло, что не перегорела… я видела, что она устает, но никогда ведь не жалуется.

У мастера сила холодная.

Фисташковое мороженое… Вадик постоянно мороженое покупал, а я его не люблю, вот… не понимаю, и все. Но ела. Еда – это важно, а для удовольствия – зефир.

Обязательно куплю себе.

Пачку или две… или три даже, и съем.

– Маргарита, – меня легонько похлопали по щекам. Приподняли. Прижали к губам горлышко очередного флакона. – Ну же, будьте хорошей девочкой, сделайте глоток…

Это он зря. Я не хочу быть хорошей девочкой… хорошие девочки не умеют за себя постоять. Хорошие девочки влюбляются в неподходящих парней, верят им, рожают детей, а когда вдруг остаются одни, сходят с ума, не смирившись с предательством.

Я лучше буду плохой.

Плохих обидеть сложнее…

Но пью. От зелья тянет тухлой водой, да и кислое оно настолько, что зубы сводит. Зато почти сразу отступает туман, в котором я плавала. Пол обретает жесткость, а две склонившиеся надо мной фигуры – четкость. Мастер Витгольц подает руку, и я принимаю ее.

– Простите, – голос хриплый, надсаженный. – Я не понимаю, что произошло… я больше не буду спать…

– Спать вы как раз должны, желательно часов двадцать минимум… лучше больше, чтобы организм восстановился. Покажите руки… И в следующий раз, Маргарита, вы должны говорить, если чувствуете себя несколько… не так.

– Я чувствую себя не так с того момента, как здесь оказалась.

– Понимаю… сложности адаптации… ко всему, насколько я знаю, вы выросли в техногенном мире, что накладывает свой отпечаток.

– Ты этого не говорил! – мастер Варнелия топнула ножкой, и мне почудилось, что феечные крылья ее зазвенели от гнева.

– Мне казалось, это очевидно!

– Ты… ладно, потом поговорим.

Прозвучало это… как-то нехорошо, но мастер Витгольц не испугался.

– Помимо всего прочего, не так давно вы подверглись серьезному воздействию… – он молча уставился на меня, а я попыталась вспомнить, где и когда… На ум приходило лишь одно – тот договор на крови. Он ведь едва не стоил мне жизни и, значит, мог считаться серьезным воздействием?

Или нет?

– Я… – я облизала губы. – Я отказалась от рода… исключилась… не знаю, как это называется теперь.

По тому, какими взглядами обменялись мастера, я сделала вывод, что с воздействием угадала.

– И вы выжили? – мастер Варнелия положила ладонь на лоб.

– Как видите…

– Да уж, для покойницы девочка очень даже бодра.

– Оставь свои шуточки, Тедди… ты же понимаешь, что…

– Ее отпустили…

Кто?

Я его поблагодарю при случае… или… кажется, я знаю, это та рогатая химера, которая прониклась мне сочувствием.

– Но в любом случае вас еще надолго хватило. Как хочешь, Тедди, но я ее забираю… посидит под присмотром недельку-другую…

Нет! Нет у меня в запасе лишних недель, мне учиться надо, иначе…

– Не переживайте, с вашим поступлением я вопрос улажу.

От этого обещания стало немного легче.

Все-таки феям не перечат.

Глава 12

Первой, кого я увидела, открыв глаза, была Мелисса. Моя сестра устроилась на стуле у окна, не знаю, долго ли она сидела, надеюсь, прилично, ибо раздражала она меня своим видом.

Оскорбленная невинность.

Прямая спина. Вздернутый подбородок.

Профиль идеальный.

Следовало признать, что Мелиссе от родителей досталось все самое лучшее. Тонкие черты лица матери и отцовские стати. В сочетании со светлыми волосами платинового оттенка и голубыми очами эффект выходил убойным.

– Чего тебе надо? – поинтересовалась я.

Без особой нужды мы друг с другом не заговаривали. А нужда приключалась редко… я не сомневалась, что Мелисса прекрасно знает, кто я, и это знание, точнее, сам факт моего существования ее несказанно бесит.

Более того, именно сейчас я прекрасно понимала истоки ее ненависти.

Возраста мы были примерно одного. И что это значило? А то, что козлоподобный папенька мой бросил беременную супругу ради моей матушки… знакомый фокус.

И родственной любви не добавляет.

– Вижу, – холодно произнесла Мелисса, – тебе уже намного лучше.

– Ага, – я широко зевнула. – Можешь валить.

– Мастер Варнелия полагает, что тебе необходима компаньонка.

– Не та, которая меня придушить мечтает, – я села.

Голова слегка кружилась, слабость была, но и только.

– Я сдержусь, – пообещала Мелисса, впрочем, без особой уверенности. – Ты должна понимать, что нынешнее твое состояние…

Она искренне пыталась вести себя профессионально, но не ее вина, что получалось плохо.

– Угомонись, – я махнула рукой.